Первая после вынесения приговора пресс-конференция адвокатов Михаила Ходорковского (Видео)

Вадим Клювгант, адвокат Михаила Ходорковского

• В высоком качестве (39,03 Мб)
• В низком качестве (18,42 Мб)

Если действительно в каких-то головах созрел замысел, что провозглашение приговора под самый Новый год позволит или поспособствует притуплению внимания, то, наверное, это не от большой компетентности такой замысел возник. Но по-любому он сорван. И сорван он благодаря вам, конечно. И это очень здорово. Потому что правда должна звучать хоть в Новый год, хоть под Новый год, хоть сразу после Нового года и в Рождество, и когда угодно. Такая правда, которая касается нас всех.

Теперь буквально два коротких тезиса о том, что мы думаем по поводу произошедшего в декабре, по поводу завершившегося двадцатимесячного марафона. Первое: мы абсолютно убеждены и мы знаем, почему мы в этом убеждены, что тот судья, который провозгласил этот приговор, прочитал… По закону это действие называется «провозглашение». Вы можете сами сравнить — те, кто за этим следил, — насколько соответствовало то, что происходило на самом деле, вот этому звучному слову «провозглашение». Но по закону приговор именно провозглашается.

Так вот, судья Данилкин Виктор Николаевич, который провозгласил этот приговор (назовем это так), не является, по сути, его автором. Мы в этом убеждены. Я имею в виду не в том смысле, что там нет его подписи. Я думаю, что она там есть или появится. Хотя она должна была там быть уже в тот момент, когда он выходил только из совещательной комнаты, — закон так требует. Но не об этом речь.

Речь идет о смысле. То есть человек такого уровня профессиональной компетенции, который 20 месяцев — пусть не 20 лет, но все же 20 месяцев — изо дня в день слушал это дело, слушал этих свидетелей, слушал наших подзащитных, слушал нас, смотрел в документы… Если он находится (прибегну опять к такой юридической фразе, формуле) в здравом уме и твердой памяти, если он действует самостоятельно и независимо, по своей воле, он не может составить документ такой и провозгласить его. Просто не может.

Значит, по нашему убеждению, это не его в содержательном смысле продукт. Это какой-то другой авторский коллектив. И в силу ряда других причин, я убежден абсолютно в том, что придет время и эти причины станут сначала предметом расследования, а потом и достоянием всех, кому это важно и интересно.

Вот этот не свой продукт этот судья провозгласил от имени Российской Федерации. То есть от нашего с вами имени за своей подписью. Мы полагаем, что эта ситуация настолько вопиющая и настолько серьезная, что она сама по себе должна стать предметом расследования. Пока никаких признаков этого нет, к сожалению.

Теперь пункт второй. Несмотря на то что очень большое внимание привлечено в течение всего процесса и на его заключительной стадии к этому делу и приговору и вообще к существу всего происходящего (если можно там говорить о каком-то существе), тем не менее очень много мифов и недопонимания, а то и прямой лжи опутывают всю эту историю. Вот, например, буквально на днях один из известных юристов, даже имеющий ученую степень доктора юридических наук, в прошлом наш коллега адвокат, ныне крупный государственный чиновник Михаил Юрьевич Барщевский сказал, что да, вот трансфертное ценообразование — это нехорошо, это обман акционеров, воровство и так далее. Хотя перед этим вроде как посочувствовал, что не произошло чуда.

Вот понимаете, в чем дело? Это, может быть, один из самых ярких примеров, мифов (если это добросовестное заблуждение) и лжи прямой (в тех случаях, когда это упорно распространяется), что Ходорковский и Лебедев по второму делу обвинялись в применении трансфертного ценообразования с целью обмана акционеров. В этой связи мы предлагаем Михаилу Юрьевичу Барщевскому в свою передачу пригласить, например, Данилкина Виктора Николаевича, для того чтобы задать ему один-единственный вопрос: было ли в деле, которое он 20 месяцев рассматривал, а потом два месяца писал приговор, обвинение в том, что Ходорковский применял трансфертные цены и этим самым обманул акционеров ЮКОСа? Пусть он один только вопрос задаст. Ответ будет отрицательным. Не было такого обвинения. Не было. Несмотря на то что очень упорно этот миф распространяется.

Ходорковский и Лебедев обвинялись по этому делу и приговором признаны виновными в том, что они, физические лица, во главе группы других физических лиц похитили всю нефть, которую добыла компания «ЮКОС» в течение шести лет, —  347 миллионов тонн. Похитили. А потом еще и распределили ее между собой. И Ходорковскому осталась большая часть похищенного.

Значит, вот такое вот у нас в XXI веке в качестве акта правосудия оказывается возможным обвинение. И оно оказывается возможным в ситуации, когда судом в этом же приговоре (и это к пункту первому тоже относится, о котором я сказал) признается, что ЮКОС за этот же период реализовал продукцию более чем на 1,5 триллиона рублей. Что прибыль (это другими судебными решениями многочисленными признано, и в этом приговоре это есть) ЮКОСа за этот же период времени составила более 450 миллиардов рублей. Что дивиденды выплачены акционерам ЮКОСа в этот же период в размере боле 100 миллиардов рублей, и в развитие нефтедобычи за этот же период времени направлено более 400 миллиардов рублей инвестиций.

Скажите, пожалуйста, а как это может быть, если вся продукция до капельки похищена? Суд, наш с вами российский суд, именем нашего с вами государства признал, что такое возможно. Вот суть того, что произошло в Хамовническом суде и завершилось 30 декабря прошлого года.

Наверняка вы уже все знаете, что наше решение обжаловать этот акт, с позволения сказать, правосудия, сформировалось сразу же, как только мы услышали приговор. Мы об этом говорили. На сегодняшний день подано уже две предварительные кассационные жалобы. На сегодняшний день мы до сих пор не получили от суда копий приговора официально на бумаге. По причинам нам совершенно непонятным. То есть спустя две недели после того, как закончилось провозглашение приговора, нам до сих пор не выдана его копия. Мы до сих пор не получили протоколов судебных заседаний, начиная с января прошлого года. То есть за год, за самый содержательный период процесса. И когда эти события произойдут и мы наконец-то получим их, мы сможем более детально, более глубоко и более комплексно приступить к той большой работе, которая связана с подготовкой уже полноценных, полномасштабных документов защиты, направленных на обжалование этого заведомо, по нашему убеждению, неправосудного приговора, которым прикрыта легализованная, если хотите, преступная расправа над Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым, длящаяся уже восьмой год.

Юрий Шмидт, адвокат Михаила Ходорковского

• В высоком качестве (22,54 Мб)
• В низком качестве (10,76 Мб)

После приговора, да еще и до его завершения, нам часто задавали вопрос: а ждали ли вы такого результата? Ждали ли вы того, что приговор будет обвинительным? И ждали ли вы почти предельного срока наказания?

Вы знаете, для этого нужно быть профессионалом и хорошо знать материалы дела. Конечно, мы понимали, что никто из тех, кто инициировал и проводил это дело, не собирался играть на проигрыш, что процесс практически велся как игра в одни ворота. Но тем не менее даже при заведомо необъективном судействе нам удалось доказать, что, собственно говоря, никакого хищения в принципе не было. Нам удалось опорочить так называемые доказательства обвинения и показать их полную несостоятельность. И поэтому наша внутренняя адвокатская и юридическая сущность протестовала. И нам все время хотелось сказать, что нет, мы верим в оправдание, верим в то, что истина восторжествует. В самом крайнем случае мы испытывали настороженный оптимизм, но все-таки его испытывали.

По большому счету, оглядываясь назад, можно сказать, что никакого оптимизма не должно было быть, и надежды никакой не должно было быть. Потому что мы абсолютно уверены в том, что в тот момент, когда было принято решение о направлении этого дела в суд, было решено, какой будет приговор. Может быть, не во всех деталях, но в общем и целом. Может быть, срок еще не был известен. Тут интрига сохранялась до последнего дня.

Мы абсолютно убеждены, как сказал мой коллега, что приговор писался не в суде, а в другом месте. И я даже не убежден, что господин Данилкин лично распечатывал электронную версию на бумаге. По крайней мере хочется о нем как о профессионале думать лучше.

По сути своей участь подсудимых по этому делу была предрешена. Весь процесс — это свидетельство полной зависимости суда в делах, в которых присутствует интерес политической власти, а особенно высшей политической власти. О правосудии говорить не приходится. К сожалению, мы с вами живем сегодня в таком государстве, в котором суды встроены в ту вертикаль, которую мы на протяжении более десяти лет так старательно укрепляем. Кто-то активно, кто-то своим безразличием и полным непротивлением этому злу.

И второй вопрос, на котором я хотел бы остановиться. Каково, собственно говоря, было это влияние в той части, в которой оно проявлялось публично. А именно — многократные заявления высокодолжностных лиц нашего государства, включая и «национального лидера» и «главного президента» страны господина Путина, чему свидетелями вы были сами.

Некоторые склонны преувеличивать значение публичных выступлений господина Путина. Нет, я вполне согласен с недавно высказанным в очень интересной передаче радио «Эхо Москвы» мнением корреспондента газеты Los Angeles Times и корреспондента France-Presse, что публичные заявления Путина — это не влияние на суд, а это сигнал мировому сообществу о том, что я командую этим вопросом и я решаю, сколько сидеть Ходорковскому.

Фактическое влияние осуществляется иначе. Делается это не так откровенно и не так заметно. Но судьи, да и все, кто причастен к процессу судопроизводства, прекрасно знают механику этого дела.