23 ноября Дума рассмотрит закон, который кардинально меняет права тех, кто попал под уголовный пресс

Вадим Клювгант, ч. 1

• В высоком качестве (40,69 Мб)
• В низком качестве (40,69 Мб)

— Вот у нас есть три поправки в сфере законодательства, о которых, в частности, говорила ваш соавтор по статье в «Ведомостях» Яна Яковлева. Скажите людям, что это такое? Почему мы можем говорить о кумулятивном эффекте и чего нам стоит опасаться?

Опасаться здесь можно и нужно абсолютно всего — буквально каждой строчки каждой из этих поправок (и даже того, что между строк). Почему? Вот самое очевидное: у нас сегодня подавляющее число уголовных дел рассматривается судами районного уровня. То есть отличие порядковое между количеством дел в районных и областных судах.

А теперь это количество в районных судах еще больше возрастет. Значит, конвейер, который там и так есть, станет еще более быстрым. Соответственно, уменьшаются шансы на то, что в деле человека разберутся.

В районных судах нет большего количества судей (по сравнению с областными судами), которое соответствовало бы разнице в количестве дел. И дела, передаваемые из областных судов в районные, безусловно, сложнее, чем большинство дел в районных судах.

Вдобавок в районных судах на сегодняшний день практически нет оправданий. Ноль целых тринадцать сотых (с учетом отмены кассаций) — доля оправдательных приговоров в районных судах.

В областных и равных им, по делам, которые рассматривают присяжные, эта доля составляет от 15 до 20 процентов. За счет этого общая доля оправданий в этих судах выше (поскольку там не все дела рассматриваются присяжными).

Это настоящие барьеры на пути произвола. А для людей это гарантии на доступ к правосудию. Но теперь эти барьеры уничтожаются.

Уже давно подготовлена, представлена — и не кем-нибудь, а первоклассными экспертами — и одобрена Советом по правам человека при президенте поправка, которая гласит: хорошо, пусть будет так, пусть все дела будут рассматриваться в районных судах, но у человека, не признающего себя виновным, должно быть право получить суд присяжных.

Этот законопроект просто наглухо заблокирован — он даже не рассматривается. «Страна не готова, народ не готов, организационно сложно» — и все. Весь уровень аргументации.

Теперь погружаемся дальше и глубже, поскольку этим все далеко не исчерпывается. И на конкретном примере посмотрим, как будут работать три эти поправки — каждая в отдельности и три вместе взятые.

Давайте представим себе предпринимателя, который осужден, например, за мошенничество или за растрату. Он отбывает наказание… или уже отбыл его и досрочно освобожден в связи с недавним смягчением законодательства.

Этот человек радуется возвращению к свободной жизни, думает, как ему восстановить свой бизнес и так далее. И тут к нему приходят наши правоохранители в погонах и говорят: знаешь, мы тут еще поразбирались, и что оказывается? Ты был осужден за мошенничество в сфере страховой деятельности (или инвестиционной), а мы обнаружили еще вот такое и такое мошенничество.

Так что действия те же самые, но в них еще есть вот это, вот это и вот это. А еще мы выяснили, что твоя преступная деятельность носила организованный характер (то есть мошенничество — одно преступление, в составе организованной группы — как квалифицирующий признак).

А на самом деле, скажут ему, это организованное преступное сообщество. А организованное преступное сообщество, в отличие от организованной группы, это новая статья Уголовного кодекса — то есть самостоятельное обвинение. И срок наказания по нему — до 20 лет лишения свободы.

Мало того, это обвинение не может быть отнесено к категории экономических, а значит, нет никаких препятствий для досудебного ареста.

И получается: первая поправка, по которой много-много видов мошенничества. Вторая поправка, по которой могут обнаружиться некие новые обстоятельства (никому не понятно, что это такое, а значит, как хочешь, так и трактуй), которые дают основания для более тяжкого обвинения.

Ну и третья поправка. Сейчас по заказным коррупционным делам вот эту 210-ю статью об организованных преступных сообществах боятся вменять и не вменяют только по одной причине — потому что человек попросит суд присяжных. А в суде присяжных полного контроля нет.

Но сейчас этот барьер убирается, и человек получает обвинение еще с 210-й статьей. Его арестовывают уже на досудебной стадии. Он не получает возможности суда присяжных. И в целом это способно сломать человеку жизнь.

Я на самом деле не фантазирую, поскольку своими глазами видел обвинение предпринимателя, в котором было написано, что весь персонал компании, которую он возглавлял, был вовлечен в преступную деятельность. Но по тому делу 210-ю статью не вменили — вероятно, из опасения суда присяжных.

А поскольку предпринимательская деятельность всегда совершается в организованных формах, остается просто поменять вывеску: вместо «компания» написать «преступное сообщество». Вот и все. Ничего даже придумывать не надо. На уже искаженных фактах изобретай сколько угодно тяжких обвинений.

В первую очередь, конечно, это касается предпринимателей как наиболее активной, продвинутой и находящейся под наибольшим коррупционным, рейдерским гнетом категории лиц. Но одними лишь предпринимателями риски не исчерпываются.

Любой активный человек, назначенный жертвой, — а мы говорим сейчас о репрессиях и произволе, а не о правосудии, — может стать мишенью подобных технологий.

Вот в действительности потенциальный масштаб угроз и рисков от этих трех поправок — особенно если рассмотреть их в системе. А их так и надо рассматривать, потому что они отражают систему того, что происходит сегодня и в законотворческой, и в правоприменительной сферах.

Вадим Клювгант, ч. 2

• В высоком качестве (8,07 Мб)
• В низком качестве (8,07 Мб)

— Простой наблюдатель может посчитать, что в России наступил сейчас период реакции, административного сумасбродства, и воспринять эти поправки наряду с другими, не менее занимательными предложениями, которые выдвигаются у нас в парламенте. Чем они все-таки отличаются от остального бреда? Ведь тут, видимо, более серьезная политика.

Смотрите, из трех поправок, которые мы сегодня обсуждаем, две внесены Верховным судом Российской Федерации. Еще одна — правительством Российской Федерации. Это не деятельность экзотических депутатов и это не то, что совсем недавно было хлестко названо «взбесившимся принтером».

Я вообще против, когда подобные вещи называют «взбесившимся принтером» или бредовыми идеями. Это категории психиатрические, и они характеризуют поведение психически больного человека, который не ведает, что творит, и спроса с него поэтому никакого.

Если и оставаться в рамках психиатрических терминов, то тут мы имеем дело с навязчивым состоянием — то есть сознательно проводимой линией поведения. И направлена она на достижение одной навязчивой идеи — условно ее можно обозначить «тащить и не пущать».

Иными словами, делается это для того, чтобы любой человек, с которым когда-нибудь потребуется разобраться (по тем или иным причинам), без труда мог быть превращен в жертву расправы.

Для этого нужно создать максимально широкое поле для произвола и бесконтрольности. И называть это бредовыми идеями — значит очень сильно недооценивать масштаб проблем.

Вадим Клювгант, ч. 3

• В высоком качестве (13,58 Мб)
• В низком качестве (13,58 Мб)

— Ясно, что от поправок пострадают не только предприниматели. Однако они пострадают в первую очередь. Почему, как вам кажется, именно сословие предпринимателей продолжает быть на переднем крае? Это чисто хищнические моменты или своего рода социальный геноцид?

Предприниматели — лакомый кусок для их конкурентов или для желающих приобрести их активы и имеющих в своем распоряжении этот властно-репрессивный ресурс. Этот мотив всегда присутствовал. И сегодня весь бизнес, который не находится внутри властных структур, пребывает под этим риском.

Но это, конечно, не единственная причина. Если мы сопоставим тенденцию в отношении предпринимателей и предпринимательства с тем, что происходит в отношении других активных людей, то неизбежно придем к выводу, что все, кто смог подняться до осознания каких-то системных вещей и готов отстаивать свои права (защищать свой бизнес или свои убеждения), и становятся первоочередной целью репрессивных мер.

Не видеть в этом сознательной тенденции — значит очень сильно зажмуриться или совсем ослепнуть. И списывать это на бред, идиотизм, профессиональную деградацию — значит недооценивать ситуацию.

Да, это все есть. Как человек, который находится в юридической профессии уже четвертый десяток лет, я воочию вижу утрату профессионализма и нарастание деградации. Мне не доставляет никакого удовольствия об этом говорить, но это, к сожалению, есть.

Но это далеко не все. И мы говорим здесь о том, что фронт атаки, или подавления, все время расширяется, захватывая все активные и организованные сегменты общества. Предприниматели же просто организовались раньше других.

Материал подготовили: Роман Попков, Дарья Шевченко, Нина Лебедева, Александр Газов